Дмитрий М. Эпштейн
Не каждому ансамблю удается уже первой своею пластинкой повернуть музыку к собственным ее корням, стать аккомпаниаторами Боба Дилана в поворотный период его творчества и добиться увековечения своего прощального концерта самим Мартином Скорсезе. Не каждый ансамбль такого добивается, и потому написанные с заглавных букв английские слова The Band, “Эта группа”, подразумевают под собой только один коллектив.
Как ни странно, считающаяся короткой история команды охватывает чуть ли не двадцать лет. Прощальное выступление The Band состоялось в 1976-м и получило название “The Last Waltz”. Вальс и в самом деле был последним – для этого танца нужны двое, но пути тех, вокруг кого он вертелся, Левона Хелма и Робби Робертсона, разошлись навсегда. Сегодня Левон по-прежнему живет в городишке под названием Вудсток – да-да, том самом, – ведя борьбу с раком и горечью воспоминаний. Робби же можно увидеть на киноэкране: он был партнером Джоди Фостер в спродюсированном им фильме “Carny” и Джека Николсона – в “The Crossing Guard” Шона Пенна. И Робертсон, и Хелм причисляются к “вудстокскому поколению”. Причисляются – ибо сами себя они к этой категории не относят. На развороте легендарного альбома “Music From The Big Pink” участники The Band предстали перед слушателем окруженными семьями – и тем самым противопоставили себя отвергавшим вечные ценности хиппи.
Да и могло ли быть иначе, если корни “Группы” уходят в 1957-й. Именно тогда на ферму Хелмов в Арканзасе заглянул местный исполнитель рокабилли Ронни Хокинс, убедивший семнадцатилетнего Левона стать барабанщиком его команды, которая – дабы не расталкивать локтями соотечественников – направилась в Торонто, где в скором времени обзавелась немалым числом поклонников. Среди них оказался и Робби – в 1959 году ему стукнуло всего пятнадцать, но качество предложенных им Хокинсу песен сразило Ронни наповал и вынудило его зачислить Робертсона на довольствие. Сначала в качестве художественного руководителя, затем – басиста и наконец – гитариста. Паренек быстро нашел общий язык с Левоном, и на пару они занялись набором в состав наилучших инструменталистов – в конце концов, их работодатель музыкантом себя не считал.
Все новобранцы были канадцами – но отличались друг от друга существенно. Басист Рик Данко обладал глубокими познаниями в кантри. Юный Ричард Мануэль пел, подобно Рэю Чарлзу, и барабанил по клавишам, словно Джерри Ли Льюис. Последним, в конце 1961-го, к ансамблю присоединился самый старший – двадцатичетырехлетний пианист Гарт Хадсон. Впрочем, на то, кто на чем играл, особого внимания обращать не стоит, так как все пятеро без проблем брали в руки чужие инструменты – тот же Хелм частенько оставлял свою установку и выходил к микрофону, наяривая на мандолине. Главное – то, не НА ЧЕМ они играли, а КАК они это делали. Делали же это ребята так, что сравниться с ними могли немногие. Вымуштровавший их Ронни Хокинс не мог наверняка, и в 1964 год команда вошла без него: дело не во взимавшихся им штрафов за курение травы и притаскивание подружек на концерты – просто группа переросла его музыку.
Отныне команда звалась Levon & The Hawks. Под этой вывеской на протяжении нескольких изматывающих лет ансамбль раскатывал по Штатам, пока летом 1965-го не осел в одном из клубов Нью-Джерси, куда и поступил звонок от Дилана. Боб искал группу, способную воспроизвести на сцене электрический звук его недавних записей, и вышел на The Hawks. Все бы неплохо, да только исполнявшие ритм-энд-блюз парни понятия не имели о фолковой сцене вообще и о музыке Дилана в частности. Раздобыть его пластинки труда не составило – чего нельзя сказать о работе с Бобом, который, привыкнув записываться в одиночку, теперь целиком полагался на аккомпаниаторов и не давал им никаких указаний. Что послужило для них хорошей школой. На сцене все было намного хуже, ибо публика не желала слышать своего кумира “электризованным”. Хелм не вынес постоянных освистываний – пусть даже они предназначались Дилану – и накануне вошедшего в историю турне 1966 года покинул состав, чтобы податься в нефтяники.
Ненадолго. По окончании гастролей музыканты осели в Вудстоке, где Дилан отходил от чуть не сгубившей его мотоциклетной аварии, и, разместившись в огромном доме странного розового цвета, приступили к репетициям. Они просто играли сами для себя, и, как только эта новость достигла ушей Левона, барабанщик вернулся к друзьям – тем более, что Робертсону Хелма очень не доставало. В подвал – там была хорошая акустика – повадился захаживать Боб, в результате чего на свет (правда, только в 1975-м) появился великолепный альбом “The Basement Tapes”. С подачи Дилана атмосфера полнилась идеями, The Band их подхватывали и развивали, так что вскоре менеджер их ментора Алберт Гроссман решил искать еще один контракт. Помимо постоянного обмена инструментами сила квинтета крылась в вокальных гармониях, не сливавших голоса воедино, а позволяя каждому из пятерых сохранять свою индивидуальность. Демократии ради Робби пел меньше других – но зато сочинял большинство песен, и на нем лежали все гитарные соло. Демократия и делала команду The Band – “этой группой”.
Название появилось само собой. Записанный в начале 1968-го в Лос-Анджелесе диск “Music From The Big Pink” – намек на розовый дом – никакой вывеской украшен не был: на лицевой стороне обложки разместился рисунок Дилана, а на задней – перечислялись фамилии музыкантов. Группа – она и есть группа. Всем группам “Группа”. Полная акустических звуков программа, напомнившая всему миру о том, откуда есть пошла американская музыка, стала сенсацией и в немалой степени способствовала спаду психоделии и возвращению к корням, что легко проследить на изданных в том же году пластинках The Beatles и The Rolling Stones. Ободренный успехом и не растративший ни толики энергии на гастроли – ну кого заинтересовала бы афиша с большими буквами “The Band”? – квинтет рьяно принялся за новый материал. Еще более крепкий – ибо теперь Робертсон поставил задачей отразить в песнях американскую глубинку.
Вот второй-то диск, вышедший в 1969-м, и назывался “The Band”. Простенько – но такова ведь была его музыка. На восемьдесят процентов состоящий из канадцев ансамбль чутко уловил суть истории США – разнообразие людей, ставших одним целым – и нашел для нее звуковое воплощение. Робби со своей задачей справился великолепно. Только о какой демократии могла идти речь, если гитаристу причиталась львиная доля прибылей от продажи пластинки, моментально преодолевшей миллионный рубеж? Обида придала мрачную окраску песням, составившим появившийся год спустя альбом “Stage Fright”. “Боязнь сцены” – меткое название: группа до сих пор так и не выехала на гастроли, но записать новую программу решила “вживую”, пригласив в зал местную, вудстокскую публику. Городской комитет идею не оценил, посему играли парни перед пустыми креслами. Резвости предыдущих работ заметно поубавилось – Робертсон снова тянул одеяло на себя, а его коллеги не слишком утруждали cебя мыслями об аранжировках.
Если что-то еще и можно было исправить, то деньги этому помешали. Даже самые скромные гонорары The Band поражали воображение; только на первом чеке, полученном Данко за соавторство позже неоднократно переигранной другими артистами песни “This Wheel’s On Fire”, значилась сумма в двести тысяч долларов. Особенно пагубно доходы сказались на Мануэле, не сумевшем противостоять искушению просадить все на наркотики и выпивку. Группа трещала по швам – и не заметить эти швы на четвертом альбоме, “Cahoots”, было просто невозможно. Название весьма ироничное: “to go cahoots” с английского переводится как “делить доходы и расходы поровну”. Какое тут поровну, когда играли музыканты совсем уж небрежно, чуть ли не пародируя самих себя! Тем не менее, “Life Is A Carnival” не уступала лучшим их произведениям – уж очень жизненной она оказалась, а “4% Pantomime”, дуэт Мануэля с Ваном Моррисоном, отразивший разницу в крепости виски “Johnnie Walker’s Red” и “Black Label”, не мог не прийти по вкусу настоящим американцам. Но это был конец.
Его отдаляли, как могли, – сначала выпустили концертную запись “Rock Of Ages”, затем переиграли чужие песни на “Moondog Matinee”… А потом The Band окончательно перебрались в Калифорнию, жаркое солнце которой осушило остатки вдохновения. Заснятый Скорсезе “Последний вальс” прозвучал в 1976-м, когда на сцену вместе с квинтетом поднялись друзья – Ван Моррисон, Джони Митчелл и Боб Дилан, – и финальный этот аккорд, изданный отдельным альбомом, а в нынешнем году расширенный до четырех дисков, стал завещанием “Группы”. Всем группам “Группы”.
