Дмитрий М. Эпштейн
Мало кто помнит настоящее имя этого человека. Он отказался от этого имени, чтобы стать звездой по имени Кот – Кэт Стивенс. Но и это имя отверг – чтобы стать правоверным мусульманином по имени Юсуф Ислам. Мирскую музыку он сменил на музыку сфер.
В июле 2000 года Юсуф Ислам прибыл в Израиль в сопровождении группы телеканала VH1, чтобы отснять эпизод для передачи, посвященной Кэту Стивенсу. Точнее, почти прибыл: тот, чьи песни всегда ассоциировались с пацифизмом, был выдворен из страны по подозрению в финансировании террористических организаций. Горькая ирония – хотя вряд ли Ислам усомнился в правильности сделанного им выбора. Он всегда отличался независимостью, гулял сам по себе – в такое уж время и в таком уж месте родился.
Сын грека-киприота и шведки увидел свет в Лондоне в 1948 году. Сплошное противоречие, и выход из него скромный воспитанник католической школы Стивен Георгиу видел отнюдь не в работе в отцовском ресторане. В искусстве. Паренек рисовал не только на бумаге – в пятнадцать лет он начал сочинять песни, маленькие очаровательные зарисовки городской жизни, странным образом гармонировавшие с опутывавшим столицу фольклорным ренессансом. Именно странным, так как фолком произведения Стивена не были – пусть даже юноша и пел под акустическую гитару о том, что видел. Найденный на улице щенок стал поводом для написания “I Love My Dog”, первого сингла на фирме грамзаписи Decca. Пластинка вышла под именем Кэт Стивенс – Георгиу понимал, что с настоящей фамилией не пробьется вовек. То ли дело Кэт: переводите хоть как “кот”, хоть как “стиляга” – все одно запоминается.
То есть запоминается, если есть повод запоминать, а судя по тому, что дебютный диск никому не известного исполнителя занял в октябре 1966-го двадцать восьмое место в списках популярности, повод был – правда, довольно скромная позиция нимало не намекала на будущее Стивенса. Да и сам он пока еще разъезжал по городу на автобусе. Действительно, из окна лимузина Кэт вряд ли смог бы разглядеть вывеску “Мэттью и сын” на одной из адвокатских контор. А так – разглядел и пока добрался до своей остановки успел сочинить песню о тусклой жизни замшелого клерка. Странный образ для песни, однако опять-таки: время… После битловской “Eleanor Rigby” образ “маленького человека” не был чужд популярной музыке. А Стивен оказался эдаким творцом-разночинцем, и только непритязательная “I’m A Believer” The Monkees не пропустила “Matthew And Son” на вершину хит-парада в январе 1967 года. Звездочка зажглась.
А для чего зажглась, и сама не знала. Желаемый, но неожиданный успех выбил Стивенса из колеи. Его заковыристые песни с легкими мелодиями на заре психоделии пришлись весьма кстати, чему иллюстрацией стали совместные гастроли с благостным Энгельбертом Хампердинком и Джими Хендриксом – в музыкальном отношении Кэт находился точнехонько промеж них. Только, в отличие от обоих, к жизни звезды готов не был, а потому с нею перебрал – чрезмерно пил-курил-гулял и спустя полтора года превратился в развалину. Деньги-то были, ибо талантливый парень охотно писал для других исполнителей: для The Tremeloes он накропал “Here Comes My Baby”, для П. П. Арнольд – “The First Cut Is The Deeper” (да-да, ту самую, которую позже перепел Род Стюарт), для… Впрочем, неважно, так как изящные поп-хиты закончились. Закончились в начале 1968 года, когда кашлявший кровью артист угодил в больницу, где его с трудом спасли. Эра невинности для Кэта подошла к концу.
С края пропасти Стивенс вернулся другим человеком, трезвым и устремленным в себя. Вельветовые костюмы и гладко выбритое лицо сменились джинсами и бородой, другими стали и песни – намного более глубокими и снова акустическими. Это вот нео-барокко не ускользнуло от внимания востроглазого Криса Блэкуэлла, главы компании Island. А если Блэкуэлл в кого-то верил, то этот кто-то начинал испускать сияние – примером тому могут служить карьеры Traffic, Free и Боба Марли. Кэт всецело отдался творчеству, и на границе семидесятых подарил миру два великолепных диска, “Mona Bone Jakon” и “Tea For The Tillerman”, снискавших невероятный успех. Миру оставалось только пускать слезу под “Wild World” и “Father And Son”. Классика без преувеличения – позже эти песни неоднократно возвращались в таблицы популярности то в исполнении Boyzone, то Джимми Клиффа, то Mr. Big. “Tea For The Tillerman” не выпадал из американских списков популярности на протяжении семидесяти девяти недель – рекорд, подходящий скорее Pink Floyd, чем тихому, умиротворенному певцу, невозможно объяснить успехом нашедших отклик во многих душах мелодиям “Peace Train” и “Lady D’Arbanville”. Здесь крылось нечто большее, нечто не от мира сего.
Именно это ощущение заставляло каждого услышавшего отмеченную фортепьяно Рика Уэйкмана проникновенную “Morning Has Broken” или “Moon Shadow” вливать свой голос в запоминающийся припев. Вместившая эти песни программа 1971 года “Teaser And The Firecat” стала вершиной творчества Кэта, начавшего свой поход в философские глубины. И если название альбома 1972-го “Catch Bull At Four” вело свое начало от буддисткого трактата двенадцатого века, то следующий диск, “The Foreigner”, явно указывал на отчуждение артиста. Момент истины для Кэта Стивенса наступил после второго визита к пределам Иной Жизни. Плавая в океане, певец не справился с отливным течением и в отчаянии возвал к Господу. Ответ пришел в изменившемся направлении движения волн. И как раз в это время, когда Стивенс осмысливал происшедшее, его брат привез из Иерусалима томик Корана. Книга в корне изменила жизнь Стивена Георгиу. Похоже, навсегда.
Не сразу – процесс был постепенным и отразился в падении популярности Кэта от альбома к альбому: “Buddah And The Chocolate Box” еще нес на себе отпечаток былой красоты, но все последующие пластинки продавались одна хуже другой. По мере угасания Кэта Стивенса, в одно время даже расставшегося с Англией ради Бразилии. В 1979-м Кэта не стало. Вместо него на свет появился Юсуф Ислам. До этого момента музыкант еще выступал, ибо, по его словам, мусульманство не идет вразрез с музыкой, но отвергает шоу-бизнес. Шоу-бизнес ответил взаимностью, исторгнув новообращенного правоверного из своей среды. Об этом Юсуф не жалеет – он жалеет о том, что, продавая с аукциона свои гитары и перечисляя деньги на благотворительные цели, не смог должным образом поделиться с миром своей верой.
Делиться он начал чуть позже, когда стал преподавать ислам в основанной им школе для неимущих. Но мир взирал на это равнодушно – миру не было дела до всяких фондов, до поездки Юсуфа в 1990 году в Ирак и освобождения им четверых заложников и до выпущенного пятью годами позже альбома “The Life Of The Last Prophet”. Мир не оценил посыла программы “A Is For Allah”. Миру нужен был не проповедник, а Кэт – Кот, гулявший сам по себе.
“Ислам воспринимают как нечто чуждое западному образу жизни, однако я открыл для себя то, что ислам содержит в себе все эти невероятные связи, которые делают нас людьми и наполняют оптимизмом и надеждой на завтрашний день”. Быть может. После сентябрьских событий 2001-го Юсуф обратился к правоверным с призывом осудить экстремистов. А мир предпочел бы услышать “Morning Has Broken”…