Дмитрий М. Эпштейн
От других этот ансамбль отличало уже хотя бы то, что в его названии содержалась фамилия Жана Кокто, – одного этого было достаточно, чтобы интеллектуалы обратили на английское трио внимание. Но интеллектуалы интеллектуалами, а влияние Cocteau Twins до сих пор ощутимо в музыке десятков коллективов, играющих готический рок.
Готический рок – это очень странное явление. Оно могло произрасти исключительно в мрачной тэтчеровской Британии, погрузившейся в индустриальный мрак и безысходность после краткой вспышки панка. Но Лиз Фрэзер выделялась даже в самой мрачной толпе, и когда взгляд Робина Гатри выхватил миниатюрную фигурку на дискотеке окутанного зловонными химическими облаками захудалого городка Гранджмаут, что-то подсказало молодому музыканту, что эта девушка умеет петь. А музыка виделась Робину единственным способом выбраться из глухомани. Как выяснилось, в планы Лиз также не входило всю жизнь прозябать в глубинке, только вот мисс Фрэзер недоставало энергии, которая Гатри просто переполняла. Совершенно очевидно, что эти двое отлично подходили друг другу не только в музыке, во всем – и встретившись в 1979-м, провинциальная парочка не расставалась долгих четырнадцать лет.
Впрочем, провинциалами они перестали считаться довольно быстро. Уже через два года группа Cocteau Twins, состоявшая из Лиз, Робина и басиста Уилла Хегги, выступала в Лондоне на разогреве у своих австралийских кумиров The Birthday Party, а поскольку посмотреть на заморских гостей во главе с Ником Кейвом собралась немало народу, то не заприметить новичков столичная публика не могла. Тем более, что выглядели они еще более неряшливо и нечесанно, чем игравшие в сходном стиле The Cure. Прибыли же ребята в Лондон с твердым намерением обратиться на фирму грамзаписи 4AD, на которой работали те самые The Birthday Party, и предъявить руководителю компании Айво Уоттсу-Расселлу демонстрационную запись, сделанную в гостиной у Гатри. Не сказать, чтобы Уоттс-Расселл слишком впечатлился, но он, как и Робин, почувствовал в голосе Фрэзер что-то этакое… И потому, снабдив Twins суммой в девятьсот фунтов стерлингов, отправил троицу в профессиональную студию.
Результатом этого капиталовложения стал вышедший в 1982-м альбом “Garlands”. Йодли Лиз и гитарные линии Робина, закрученные электроникой в кольца, пришлись по вкусу влиятельному диск-жокею Би-Би-Си Джону Пилу, который стал регулярно гонять диск в своих передачах, что не могло не сказаться на количестве посетителей концертов команды. Только вот зрителей ждало разочарование, поскольку вытащить студийную магию на сцену Cocteau поначалу не удавалось никак, и то, что певицу время от времени сгибали пополам приступы страха перед аудиторией, привлекательности выступлений вовсе не способствовало. Вот потому, несмотря на длительной нахождение альбома в независимых хит-парадах, после гастролей с группой Orchestral Manoeuvres In The Dark Хегги предпочел отбыть домой в Гранджмаут. Однако Гатри и Фрэзер это только сплотило – как в творческом, так и в личном плане, – и отыграв серию концертов вдвоем, они отправились работать над второй пластинкой.
На сей раз Робин решил выступить не только в качестве инструменталиста, но и взял на себя продюсерские обязанности. Пока Лиз черпала образы для песен в литературе, он подстегивал вдохновение травкой – и это нашло свое отражение и в экстатической грандиозности программы 1983 года “Head Over Hills”, и в ее названии, “Вверх тормашками”. Слушатели, не ожидавшие ничего подобного, и в самом деле были ошеломлены: погружение в музыку в соединении с потоком сознания, выраженным текстами, оказывало дурманящий эффект даже на того, кто к наркотикам и в жизни не прикасался. Одним из новообращенных был сотрудник 4AD Саймон Рэймонд, познакомившийся с Twins сразу по их прибытии в столицу, но оценивший всю прелесть группы только сейчас. В восхищении Саймон предложил Гатри и Фрэзер поработать бесплатно в студии, где он сам проводил свободное время, после чего Робин позвал его вместе посочинять. Так вот и вышло, что Рэймонд стал третьим членом коллектива.
Новый музыкант привнес в музыку Cocteau ярко выраженную мелодичность – настолько ярко, что песня “Pearly-Dewdrops’ Drops” попала в первую тридцатку британского хит-парада и повлекла за собой приглашение выступить в телепередаче “Top Of The Pops”, моментально отклоненное в лучших традициях независимых ансамблей. Массовой популярности трио предпочло изысканную сдержанность викторианской эпохи, к которой музыканты обратились на диске 1984-го “Treasure” и тему которой продолжили записанной без Рэймонда акустической программой 1986-го “Victorialand” – к вящему восторгу прессы, неизменно искавшей повод укусить ансамбль почувствительнее.
Больше всего нападок вызывал голос Лиз и ее стихи – их пытались расшифровать все, кому не лень, что заставило певицу еще плотнее укутывать свои мысли в загадочные образы и выдергивать слова из других языков в поисках скорее фонетического, нежели смыслового, соответствия слов мыслям. А иногда она просто переключалась на чужие песни: принимая участие в проекте 4AD This Mortal Coil Фрэзер исполнила старую песню Тима Бакли “Song To The Siren” (именно эта версия в 2002 году вдохновила Роберта Планта на создание собственного варианта), но даже покойный Бакли при всем своем невероятном таланте никогда не достигал выразительности, продемонстрированной Лиз на альбоме 1988-го “Blue Bell Knoll”. Собственно эта выразительность явилась побочным эффектом инструментальной навороченности, оставившей крайне мало места для вокала и побудившей певицу сочинять партии, превосходящие инструментальные линии по красоте. Творческая зрелость снискала Cocteau Twins еще больше поклонников, продажи пластинок, соответственно, возросли – и с увеличением доходов Гатри смог всецело отдаться своей привязанности к наркотикам.
Кокаин заставил Робина забыть обо всем – даже о новорожденной дочери, – но не о музыке, и следующая пластинка, вышедшая в 1990 году “Heaven Or Las Vegas”, получилась даже лучше всех предыдущих. Только Лиз и Саймон не могли видеть друга в столь плачевном состоянии, и предложили ему записаться всей командой на психотерапевтические встречи. Как ни странно, эти занятия помогли Гатри прийти в себя, однако дела ансамбля в это время наоборот – ухудшились. Ухудшались они с того момента, как Twins подписали коммерчески выгодный контракт с крупной компанией Fontana и покинули взрастившую их 4AD. Не то чтобы диск 1993-го “Four-Calendar Cafe” был плох – отнюдь, но поклонники сочли трио предателями, променявшими честность независимого коллектива на звонкую монету. Что еще хуже, за месяц до очередных гастролей развалился союз Лиз и Робина.
С этого времени распад группы был вопросом времени, особенно после того, как у Фрэзер завязался полуторагодовой роман с сыном ее кумира Джеффом Бакли, трагически погибшим парой лет позже. Конец наступил в 1995-м, с выходом программы “Milk And Kisses”, – точнее, последней она не должна была стать, однако попытка сочинить продолжение показала, что в нем никто не заинтересован, причем Лиз – меньше Саймона и Робина. Так что на ее долю и выпала необходимость сделать решительный шаг и проинформировать друзей о своем уходе. Уходе в другую вечность, как пела она когда-то. Но другая вечность Cocteau Twins и по сей день отдается эхом в музыке сотен артистов.