Дмитрий М. Эпштейн
В музыкальном мире законы математики зачастую не действуют – целое нередко оказывается большим, нежели сумма составляющих его частей. Но порой случается и так, что, будучи изъятой из целого, одна из частей тоже оказывается больше, чем представлялось до того. По крайней мере, именно так дело обстояло с The Byrds – об этом свидетельствует история Джина Кларка.
Поначалу The Byrds были заокеанским ответом The Beatles, а потом… Именно они первыми электризовали песни Боба Дилана, именно они встали у истоков кантри-рока, именно они первыми из американских рокеров двинулись в психоделию. Однако, как ни странно, сегодня многие даже не вспоминают о том, кому эта группа обязана немалым числом своих достижений.
Нельзя сказать, что Джину на роду было написано стать музыкантом, пусть даже его отец великолепно играл на гитаре, губной гармошке и мандолине. Нельзя сказать потому, что семья Кларков насчитывала тринадцать детей, – но артистом вырос лишь второй сын. Еще учась в школе, он прошел через несколько групп, одна из которых в 1958 году даже попала с написанной тринадцатилетним Джином песней на телевидение. А потому нет ничего удивительного в том, что скоро на Кларка положили глаз ныне давно забытые The New Christy Minstrels. Успехом этот коллектив пользовался неплохим – не зря же ребят пригласили выступить в Белом доме, – и все же Джину чувствовал себя не в своей тарелке. В основном из-за непрерывных гастролей и необходимости летать, а самолетов паренек боялся панически, после того как стал свидетелем авиакатастрофы в аэропорту родного Канзас-сити. К тому же, в студии Кларку позволяли только подпевать и не давали продемонстрировать свое гитарное и гармошечное мастерство. Последней каплей стала услышанная им битловская “She Loves You”, позвавшая Джина в Лос-Анджелес – где еще во всей Америке можно было отыскать родственную душу?
Душа эта принадлежала Джиму Макгуинну – в Роджера он, по религиозным причинам, обратился чуть позже, – теребившему по клубам струны своей двенадцатиструнной акустической гитары, перерабатывая народные песни в нечто битлообразное, при том что любовь к The Beatles в фольклорных кругах была довольно редким явлением. Посему знакомство Джима и Джима естественным образом привело к решению объединить усилия. Третьим участником зарождавшейся группы – назвали ее The Byrds, “Птицы”, исказив одну букву, как поступили “Жуки”, The Beatles – стал приятель Макгуинна Дэвид Кросби, который откомандировал друзей к продюсеру Джиму Диксону, чуть не оставшись за бортом, когда выяснилось, что с басом он не справляется. Унюхав недоброе, Кросби убедил Джина в его недостаточно хорошем чувстве ритма и взялся за ритм-гитару сам, а Кларку совершенно нелогично вручил тамбурин. В результате оставшийся, по сути, без инструмента Джин оказался в центре сцены – и в центре внимания, чему немало способствовал его привлекательный внешний вид и приятный голос.
К 1965 году этот голос почитали за голос The Byrds – хотя в группе было четыре вокалиста – во всем мире, так как ведущая партия в их версии дилановской “Mr. Tambourine Man”, увенчавшей хит-парады двадцати с лишним стран, принадлежала Кларку. К зависти друзей. Впрочем, причины зависти крылись скорее в том, что Джин писал больше, чем остальные, – и соответственно, больше зарабатывал. Уже после выхода первого альбома команды он обзавелся машиной, в то время как основную часть доходов товарищей по группе составляли гастрольные гонорары. А Кларк гастролировать не слишком стремился, вот коллеги ему и отомстили, исключив из следующей пластинки сочиненную Джином замечательную песню “She Don’t Care About Time”. Зависть завистью, однако сила другого творения Кларка, “Eight Miles High”, появившегося на свет после первого посещения ансамблем английской столицы, была такова, что Кросби и Макгуинн присосались к композиции, словно пиявки, добавив кое-что по части аранжировки – и разделив выгодное авторство на троих. Только закончилось все в 1966 году уходом Джина.
Лос-Анджелес он, тем не менее, покидать не собирался – хотя бы потому, что закрутил роман с Мишель Филлипс из квартета The Mamas & The Papas. Ну и, конечно, потому, что не намеревался бросать музыку. С порожденными им фолк-роком и роком кислотным было покончено: разодевшись в куртки из оленьей кожи и ковбойские сапоги, Gene Clark & The Group, к изумлению поклонников Джина, исполняли кантри – только в стиле рок. Опять-таки к изумлению – но не поклонников, а менеджеров – успеха группа не снискала, и в попытке напомнить публике о славном прошлом артиста его команду пригласили выступить на разогреве у The Byrds. Выбора у Кларка не оставалось – как не оставалось выбора, когда альбом “Gene Clark And The Gosdin Brothers” выпустили в феврале 1967-го одновременно с очередным диском былой команды певца. Чудесная пластинка, записанная с помощью ритм-секции The Byrds Криса Хиллмена и Майкла Кларка, с треском провалилась, и оценили ее по достоинству значительно позже. Сольная карьера явно не задавалась, и в октябре Джин вновь оказался в The Byrds – когда за дверь выставили Кросби.
Однако радости воссоединение никому не принесло, и после нескольких совместных выступлений Кларк ушел во второй раз – чтобы через полгода заявиться без приглашения на один из концертов, вывалиться пьяным на сцену, испортить всем настроение и отрубиться. Пить же Джин начал, пытаясь отрешиться от постоянных разочарований, поскольку за что бы он ни брался, не получалось ничего. И все же вдохновение приходило – приливами. В один из таких приливов Кларк возобновил старое знакомство с банджоистом Дугом Диллардом, с которым в 1968 году создал цикл песен, выпущенный под названием “The Fantastic Expedition Of Dillard & Clark”. Песни получились отличными – контракт даже оговаривал возможность издать отдельной пластинкой инструментальные зарисовки дуэта, – но прилив сменился отливом, и второй альбом Дуга и Джина оказался настолько неудачным, что на Рождество 1969-го предприятие приказало долго жить.
Постепенно разочаровывавшийся в The Byrds Джим Диксон не мог спокойно смотреть на увядание таланта и попытался спасти карьеру Кларка, предложив его старым коллегам подыграть Джину. Они согласились – хотя Макгуинн и Кросби предпочли записываться в разное время, – только вот ни песню “She’s The Kind Of Girl”, ни нарезанную парой месяцев позже “One In A Hundred” выпустить так и не удалось. Вместо этих синглов в 1971 году свет увидела программа “Gene Clark”, переименовання поклонниками в “White Light” из-за высвеченного закатным светом силуэта артиста на обложке. Удивительно, как столь великолепная музыка могла возникнуть в атмосфере постоянной гулянки, устроенной Кларком и помогавшим ему гитаристом Джесси Эдом Дэвисом, заядлым героинистом, запомнившимся многим по работе с Ленноном. Менее удивительно то, что в конце 1972-го вследствие популярности, возвращенной кантри-року взлетом других “птиц”, The Eagles, Джина вновь вызвали в The Byrds. И на этот раз комбинация сработала.
Сработала благодаря Кларку, ибо Макгуинн и Хиллмен оставили лучшие свои песни для сольных проектов, а у Джина сольного контракта не имелось, так что в диск “Full Circle” он вложил всю душу. Альбом стал “золотым”, однако продавался не так хорошо, как хотелось бы, и посему подкреплять его гастролями не стали – зато серию персональных концертов зарядил Роджер, взяв Кларка к себе на разогрев. После чего Джину предложили заняться новой программой: альбом 1974-го “No Other” получился весьма достойным и богато оркестрованным и мало напоминал о кантри. Возможно, из-за смены стиля его не заметили, что весьма разъярило шефа фирмы Asylum Дэвида Геффена, и без того недовольного соотношением выделенного им бюджета в несколько сотен тысяч долларов и количества вошедших в диск песен, – восьми композиций было явно маловато. Упущенное Кларк попытался наверстать через три года, соединив фолк и оркестровки в программе “Two Sides Of Every Story”, но поезд ушел, и напомнить о себе певец мог единственным способом. Возвращением к The Byrds.
Правда, группы уже не существовало, и все-таки друзья настолько любили Джина, что позволяли ему подолгу гостить у них, когда приятель был на мели, и Макгуинн без долгих раздумий сообразил с Кларком акустический дуэт, с присоединением Хиллмена переросший в трио. Все, вероятно, наладилось бы, если бы не наркотики и выпивка, – Джин стал пропускать выступления, уклонился от тура по Японии и вскорости рассорился с Роджером. Тем не менее, маленький ансамбль сумел записать неплохой диск и даже приступил ко второму – окончания работы над которым подсевший на героин Кларк не дождался, так что на обложке альбома “City” значилось “с участием Джина Кларка”. И больше ни в чем участвовать не желая, он переехал на Гавайи.
Вернулся Джин в Лос-Анджелес в 1984 году. Попытка собрать с Майклом Кларком и Крисом Хиллменом новый коллектив не удалась, пусть даже удалась на славу программа “Firebyrd” и гастроли, поименованные “20 лет The Byrds”, – в них приняли участие музыканты The Band и все тот же Майкл Кларк – привлекли внимание аудитории. И обозлили Хиллмена, Макгуинна и Кросби, когда менеджеры решили сократить вывеску команды Джина до The Byrds. А поскольку свой тур Кларк не завершил из-за операции на желудке, то Крис, Роджер и Дэвид объединились под легендарным названием. От услуг Джина они отказались, и на первом концерте воссоединившихся в 1989-м The Byrds Кларк сидел в зале. Неудовлетворенный вышедшей двумя годами ранее пластинкой дуэтов с Карлой Олсон, он снова взялся за работу – только до конца ее так и не довел. Из-за денег.
Джин неожиданно разбогател, когда Том Петти исполнил его песню “I’ll Feel A Whole Lot Better” на своем платиновом диске “Full Moon”, сделав произведение настолько популярным, что этой композицией классический состав The Byrds завершал свое короткое выступление на церемонии включения ансамбля в Зал славы рок-н-ролла в январе 1991 года. А деньги в сумме с разочарованием означали одно: наркотики и алкоголь. И для изношенного организма это тоже означало одно. Нет, передозировки не было – был сердечный приступ. В мае 1991-го Одинокая птица завершила свой полет.