Дмитрий М. Эпштейн
Человек, одолеваемый печальными думами, мысленно уносится в запредельные дали несбыточных мечтаний, и если попытаться выразить полет его мысли звуками, на свет родится великолепная, пронизывающая до душевных глубин. А что случается, когда взгрустнется гению? Из грусти Майлза-Дьявола родился “Kind Of Blue”, один из величайших джазовых альбомов всех времен.
Считается, что эта пластинка вобрала в себя весь джаз, всю суть стиля, основанного на неповторимости момента. Майлзу Дэвису удалось увековечить мгновение бесконечного поиска прекрасного, каковым ему представлялась музыка. Он утверждал, что не сочинял музыку для “Kind Of Blue”, а просто принес наброски для каждого из приглашенного им музыкантов, ибо хотел достичь той самой неповторимости, той самой спонтанности, для которой достаточно было одного-единственного дубля. Именно так, с одного удара Дэвис намеревался разрушить традиционный джаз с его жесткой аккордовой структурой и легко скользить от лада к ладу – эта идея возникла у Майлза вследствие увлечения Хачатуряном и Равелем. И если в 1949-м на альбоме “A Birth Of Cool” трубач исследовал возможности богатой аранжировки, то десятью годами позже он оценил важность тишины, заполняющей межнотное пространство. Тогда-то свет и увидел впервые одержимого музыканта и назвал его Дьяволом.
Одержимость неизменно заразительна и притягательна, и такой сильнейший магнит, каким был Дэвис, не мог не притягивать лучших из лучших. Тем более, что как раз в это время Майлз пересматривал кадровый состав своего коллектива. После вызванного наркотиками распада в 1957 году его предыдущего ансамбля трубач оставил при себе контрабасиста Пола Чамберса и феноменального тенор-саксофониста по имени Джон Колтрейн, для контраста с гармоничной игрой которого пригласил из Флориды влюбленного в блюз мастера альт-саксофона Джулиана Аддерли по прозвищу Кэннонболл, – по замыслу лидера, это сочетание должно было вылиться в совершенно новое звучание. Аддерли же, в свою очередь – когда Дэвис в своей обычной манере захотел узнать мнение коллег, – в качестве барабанщика присоветовал известного Майлзу Джимми Кобба, в равной степени безупречно работавшего по нотам и свинговавшего. Оставалось найти пианиста, подобного белому парню, некогда услышанному Дэвисом в группе Бадди Майлза. Этого-то человека – звали его Биллом Эвансом – Майлзу и представили. Так сложился легендарный секстет.
Последний элемент воображенной трубачом музыкальной мозаики оказался чуть ли не самым существенным, поскольку альбом “Kind Of Blue” должен был базироваться на кристальных каскадах Эванса, только вот в конце 1958-го измотанный напряженным гастрольным графиком Билл надумал уйти. Замену ему нашли в феврале следующего года, ровнехонько накануне записи новой программы, но, прибыв в манхэттенскую студию, устроенную в бывшей русской церкви, новичок Уинтон Келли – чернокожий, как и все прочие участники ансамбля – с удивлением увидел своего предшественника. Эванс был изумлен не меньше – Дэвис любил сталкивать музыкантов лбами, поскольку считал, что подобным образом заставит их соревноваться между собой и стремиться к наилучшему результату. Методика дьявольская, однако себя оправдавшая, и нарезанная с участием Уинтоном композиция “Freddie Freeloader” безупречно вплелась в канву “Kind Of Blue” наряду с сочиненной Биллом и переработанной Майлзом “Blue In Green”.
Принесенные лидером наброски каждый из инструменталистов обязан был обдумывать самостоятельно – Дэвис давал только самые общие указания, вроде просьбы играть только на белых клавишах, как в равелевском “Концерте для левой руки и оркестра”, или придать мелодии латинский привкус, – а потому особой надобности в репетициях слаженный коллектив не испытывал. Как только запаздывавшие артисты добирались до студии, секстет – все-таки секстет, ибо одновременно оба пианиста не работали – приступал к делу с нажатой кнопкой записи. Одной из поставленных Майлзом задач было “не усложнять”, хотя открывающая альбом зарисовка “So What” с ее восточным орнаментом казалась простой разве что на первый взгляд, – и все же вся работа над пластинкой уложилась всего в два дня, 2 марта и 22 апреля 1959 года. Не то чтобы трубач изначально ставил какие-то рамки в расчете уложить новый материал в один диск – он развивал свои мысли в доселе неизведанном направлении, – огромную роль в обрисовке границ альбома сыграл продюсер Тео Масео, после программы 1958-го “Porgy And Bess” уговоривший Дэвиса побольше сочинять и не полагаться на классику. Если уж экспериментировать, то экспериментировать – в принятии этого подхода гений Майлза проявился в полной красе.
Правда, красота “Kind Of Blue” оказалась слегка запорченной фирмой грамзаписи Columbia, переставившей местами на конверте пластинки названия композиций “Flamenco Sketches” и “All Blues” и выпустившей “Blue In Green”, “Freddie Freeloader” и “So What” в слегка ускоренном виде и, соответственно, чуть в ином ключе, – положение было исправлено только в 1992 году. Эта промашка, впрочем, с лихвой перекрывалась напечатанными на обложке блестящими комментариями Эванса – на тот момент такого еще не случалось, и примечания, как правило, выходили из под пера критика или продюсера. Пианист заметил, что для понимания альбома никаких познаний в джазе не требуется – и справедливость этого суждения подтвердилась сразу после выхода “Kind Of Blue” в августе, когда мелодии Дэвиса зазвучали из установленных в барах музыкальных автоматах. С подачи гения джаз больше не принадлежал исключительно элите. Отныне джаз принадлежал народу.
Второй гигантский шаг в этом направлении Майлз-Дьявол сделал десятью годами позже, выпустив программу “Bitches Brew” и заложив основу сплава джаза и рока. А влияние, оказанное “Kind Of Blue” на мир за эти десять лет, оказалось бесценным – отзвук великого альбома до сих пор слышен в музыке каждого коллектива с двумя сольными инструментами и каждого артиста, осмеливающегося вырваться за установленные традицией пределы. Не слышно только печали. Грусти гения.
