Дмитрий М. Эпштейн
«Soul Sacrifice», «Жертвоприношение души» – так называлась кипящая мелодия, выплеснутая Карлосом Сантаной на вудстокскую аудиторию. Однако приносить в жертву успеху собственную душу гитарист не желал, и сегодня, когда его песни звучат повсюду, практически невозможно поверить в то, что на протяжении добрых тридцати лет основоположник латинского рока, собравший два года назад внушительную коллекцию наград «Grammy», суперзвездой вовсе не был.
К творческому изгнанию Сантана приговорил себя сам – единственной причиной для разрушения карьеры, столь впечатляюще начавшейся в 1969-м на фестивале, мгновенно приобревшем статус легендарного, явилась любовь к музыке. А музыка Карлосу всегда казалось чем-то более важным по сравнению с успехом – хотя, покидая в начале шестидесятых родную Мексику, он искал именно успеха. Правда, жизненного, не музыкального, пусть даже юный гитарист и полагал, что связана его жизнь будет именно с музыкой. А то, что собранная им и поющим органистом Греггом Роли в Сан-Франциско группа получила название Santana, о нескромности артиста вовсе не свидетельствовало: просто больно уж красиво звучала его фамилия.
Собственно, красиво звучала и музыка этого коллектива, который первым сознательно сделал ставку на соединение жарких латинских ритмов с ритм-энд-блюзом. После выступления в Вудстоке место в высшей хит-парадной пятерке дебютному альбому, “Santana”, было обеспечено. А “Abraxas”, вторая пластинка, вышедшая в 1970 году, пользовалась поистине неимоверной популярностью, чему в немалой степени способствовала яркая переработка командой двух ярчайших номеров – салсы Тито Пуэнте “Oye Como Va” и “Black Magic Woman” из репертуара Fleetwood Mac. Успех не мог не подействовать на музыкантов – причем не подействовать он не мог отрицательно, если учесть, что в то время без наркотиков творить во Фриско не пытался никто. А наркотики всенепременно влекут за собой обиды и разногласия. Только в Santana присутствовал и еще один фактор. Человеческий.
Человеком, внесшим дополнительный разлад и в без того нестройные ряды ансамбля, был юный гитарист по имени Нил Шон. На него в маленьком клубе в Пало-Альто случайно наткнулись Роли и барабанщик Майк Шрив, незамедлительно решившие представиться пареньку и представить его Карлосу. Сантана, услышав игру Шона, просто обмер – столь живой рок-н-ролльной гитары ему встречать еще не доводилось. Блюз блюзом – в конце концов в Вудстоке группа работала на одной сцене с Хендриксом, а чуть раньше выступала на разогреве у The Who – но чистейшей воды рок-н-ролл в стилевом вареве Santana не ощущался, несмотря на все старания Роли. Грегг моментально учуял в Ниле родственную душу и попытался убедить Карлоса в необходимости зачислить паренька на довольствие, нажимая на то, что с тремя барабанщиками – кроме сидевшего за установкой Шрива по бонгам и конгам колотили его тезка Майк Карабелло и Чепито Ареас – и двумя гитаристами коллектива, равного их команде, не сыщется вовек.
Сантана не возражал, поскольку находился под впечатлением того, что Эрик Клэптон наиграл с Дуэйном Оллменом на диске “Layla”. Возражал он против мнения своего приятеля Майлза Дэвиса, полагавшего, что «белому засранцу» нечего делать в цветном коллективе; против сидевшего позади коллег Шрива Майлз-Дьявол, по-видимому, не имел ничего. Только переубедить мексиканца Дэвису так и не удалось – Карлос слышал в сочетании своей и Нила гитар магию, которая никогда не могла бы возникнуть, позволь Майлз еще одному трубачу сплетать свои соло с его собственными. Однако магия эта работу над следующей программой, названной без особых мудрствований “Santana III”, нимало не облегчила. Бесконечные гастроли в сочетании с наркотиками и расколом ансамбля на три лагеря перевесили. Тремя фракциями внутри совсем недавно единой команды были: латиносы, якорем державшие Santana в акватории народной музыки, Шон и Роли, тянувшие на роковый курс, и сам Сантана, при поддержке верного Майка Шрива стремившийся в свободное плавание.
Карлоса не устраивал наметившийся к третьему альбому творческий застой – тем паче что коллектив к этому времени находился в центре внимания и под влиянием его музыки конги и прочие латиноамериканские инструменты стали использовать исполнители вроде The Rolling Stones или того же Дэвиса. А потому выступление группы 4 июля 1971 года на последнем в истории легендарного концертного зала “Fillmore West” вечере стало последним выступлением изначального состава Santana – плюс Шон, разумеется. Последним – потому что в наименьшей, чем коллеги, степени увлеченный наркотиками, женщинами и машинами Сантана требовал выдвинуть на первое место в списке личных предпочтений музыку, а товарищей вполне устраивали миллионные продажи пластинок, и стремления двигаться вперед приятели не выказывали. И тогда гитарист хлопнул дверью.
Явление было престранным: группа под вывеской Santana отправилась на гастроли без Сантаны. Публика, мягко говоря, выражала недовольство, что рикошетом ударило по музыкантам, – не вынеся слишком уж напряженной ситуации, Карабелло покинул группу прямо посреди турне, и Карлос вернулся, чтобы спасти ситуацию и избежать позора. Но конца ансамбля избежать не удалось. По возвращении домой Роли и Шон откланялись и отбыли в собственное путешествие – с собственной командой, Journey, а Шрив и Сантана, не на шутку увлекшиеся джазом в его самых авангардных формах, обзавелись привычкой проводить вечера в соответствующих клубах, жадно впитывая искусство импровизации. И когда друзья преисполнились новой музыкой до краев, они излили ее в программе 1972 года “Caravanserai”.
Подобно затерявшемуся каравану, упорно блуждающему по бескрайней пустыне, нащупывали Карлос и Шрив новый путь. Работа давалась нелегко – да и каждая из свежих композиций записывалась другим составом. Постоянными величинами оставались только барабанщик и гитарист, призвавшие под свои знамена как ушедших на вольные хлеба друзей, в число которых входили Нил, Чепито и Грегг, так и недавних рекрутов – басиста Дуга Роча, клавишника Тома Костера и перкуссиониста Джеймса Минго Льюиса. Причем если большинство новых членов состава были профессионалами, то Минго присоединился к Santana совершенно случайно – предложив свои услуги, когда команда оказалась на сцене нью-йоркского “Madison Square Garden” без обычной ритм-секции. Но замена этой самой секции на Льюиса в паре с Армандо Перазой для работы над “Caravanserai” не вернула ансамблю прежнего огня. Не потому, что не могла, а потому, что Сантана этого не хотел. Он хотел не плотной вибрирующей страстью звуковой завесы – он жаждал атмосферы. Он желал, чтобы музыка дышала.
Однако когда новую программу услышали поклонники, у них дыхание перехватило. За исключением красовавшейся на конверте надписи “Santana” о связи этой пластинки и предыдущих не свидетельствовало ровным счетом ничего. Даже названия песен, глубоко философские – вроде “Eternal Caravan Of Imagination”. Карлос уже начинал свое познание духовного, приведшее его к индуизму. А диск начинал свое восхождение к популярности, ибо при всей сложности музыки ее красота обеспечила “Caravanserai” восьмое место в таблицах популярности, где альбом провел семнадцать недель. Затем последовали гастроли, доказавшие, что в Santana изменилось буквально все, – в новый формат не смог вписаться даже вызвавшийся помочь Роли, а посему Грегг ушел еще до окончания тура. Намного хуже было то, что уходить начали и поклонники. Массово.
Только Карлосу уже было все равно. Он с головой погрузился в религию и джаз-рок. Теперь с ним играли артисты вроде Джона Колтрейна и Херби Хэнкока, и его караван уходил все дальше, туда, где нет ничего, кроме музыки. А успех… Успех альбома “Supernatural”, который принес Сантане новую популярность, оказался неожиданным и для него самого.