Дмитрий М. Эпштейн
Это и в самом деле не вопрос, ибо The Who – это название легендарной группы. Это они в песне “My Generation” давным-давно заявили, что надеются помереть, прежде чем постареют. Обещание выполнил лишь один из четверых, оставшиеся трое, ныне убеленные благородными сединами, обещают к концу года преподнести миру новый альбом – первый за двадцать лет. Хотя ансамбль все эти годы прерывисто, но существовал, даря поклонникам то, что те назвали максимумом ритм-энд-блюза. Максимум – ведь во время состоявшихся весной 2002-го концертов лидер ансамбля Пит Тауншенд, как в добрые старые времена, распалившись, свалился со сцены. Старые же времена были и в самом деле добрыми – особенно 1965 год, превративший квартет из ничем не выделяющейся лондонской команды в третью после The Beatles и The Rolling Stones силу “британского вторжения”.
Их и в самом деле звали The Who, пусть даже на восемь месяцев ребята и отказались от этой вывески в пользу напыщенного The High Numbers. Изначальное название было выразительнее, так что в ноябре 1964-го, когда четверка обрела постоянную “прописку” в столичном клубе “Marquee”, в договоре стояло именно оно. Записей у ансамбля пока не водилось, однако Лондон на тот момент зарабатывал прозвище “свингующий” как раз за любовь к “живой” музыке, и вот по этой-то части соперничать с The Who решались немногие. Город кишел стилягами, именовавших себя модами и, в противоположность тем, кто звал себя рокерами, питавших пристрастие не к чистому рок-н-роллу, а его прототипу ритм-энд-блюзу.
А почему максимум? Потому что слово “умеренность” этому квартету известно не было. Пит Тауншенд выдирал из своей гитары острейшие риффы, выдирал с размаху, а размах его правой руки создавал впечатление исправно работающей мельницы. Голубоглазый блондин Роджер Долтри обладал не ахти каким голосом, зато вопил страстно и стройно. Джон Энтуисл, как и полагается басисту, выглядел неколебимой скалой, и только его пальцы порхали по струнам с невероятной скоростью. Ну а Кит Мун, новаторскими методами выколачивал душу из барабанов. Причем все четверо играли ГРОМКО. Только вот играли они песни чужие, тем самым мало чем отличаясь от, скажем, The Rolling Stones. И неизвестно, как бы все обернулось, не появись на одном из концертов человек по имени Кит Ламберт.
Выпускник Итона и Оксфорда, Ламберт принадлежал к другому миру, нежели рабочий-сталепрокатчик Роджер, студент художественного колледжа Пит, бывший налоговый инспектор Джон и зарабатывавший исключительно барабанным делом Кит, – он был сыном классического композитора, а его приятель Крис Стамп – братом популярного актера, однако новые настроения тянули обоих со страшной силой и потому Стамп и Ламберт создали New Action – контору, которая занялась менеджментом компании Тауншенда. Непосредственно делами группы ведал Кит, начинавший же собственную кинокарьеру Крис пропадал за границей, откуда и переправлял деньги, позволявшие музыкантам держаться на плаву. Поверить в будущее команды парней из высшего света заставила вышедшая в январе 1965-го композиция Пита “I Can’t Explain”, гимн подростковой неспособности выразить свои взгляды на жизнь. Актуальная тема и яркая мелодия – что еще нужно для успеха? Для успеха многолетнего – как можно больше таких песен. И потому Кит снял для Тауншенда квартиру прямо над офисом фирмы и обеспечил гитариста парочкой магнитофонов.
Пита, единственного участника четверки, способного подняться до интеллектуального уровня Ламберта, последний решил сделать звездой во всех отношениях и принялся преподавать несостоявшемуся дизайнеру этикет, учить его разбираться в винах и тому подобных премудростях. Именно потому, что видел в Тауншенде будущую звезду, а не по причине своих сексуальных пристрастий, ибо любовники у Кита водились намного более симпатичные, чем длинноносый музыкант. Следующее удачное творение не заставило себя долго ждать: уже в мае, вслушавшись в вой динамиков перед концертом, гитарист сообразил, что этот вот эффект обратной связи, можно было бы использовать как составляющую песни, а не просто в качестве новаторской находки, примененной Ленноном полугодом ранее в “I Feel Fine”. Тем паче что у The Beatles звук был негромким – Пит же являлся гордым обладателем стойки динамиков “Marshall”, изготовленных по его персональному заказу. Песня под это дело тоже нашлась – “Anyway Anyhow Anywhere” – песня цепляющая, игнорировать которую не мог никто.
Как и то, что The Who вытворяли на сцене. К середине 1965 года представление команды обогатилось новыми элементами: Долтри сильными руками металлурга жонглировал стойкой и раскручивал на всю длину провода снятый с нее микрофон, Мун по окончании выступления ногами расшвыривал свою установку во все стороны и плясал на нее дикарем, а Тауншенд в щепки разносил гитару и пробивал грифом динамики. Манипуляции с гитарой казались особенно ценной мыслью, так как, даже будучи разломанным на части, инструмент издавал адские звуки. Пит, наслушавшись лекций художника Густава Метцера, подвел под это буйство идеологическую базу, определив шоу квартета как искусство саморазрушения и придумав ему получившее широчайшее распространение название: поп-арт.
Уловили суть явления далеко не все. Когда продюсер Шел Талми отправил готовую запись в Штаты на фирму Decca, оттуда моментально поступила телеграмма с вопросом о том, ничего ли он не напутал со звуком. Нет, не напутал – более того, оригинальное звучание получило свое развитие в визуальном облике ансамбля, тем самым продвинув поп-арт в массы. Моды моментально подхватили манеру Тауншенда украшать свои наряды нашивками и медалями и разгуливать в сшитом из британского флага пиджаке.
Игра шла рискованная – если то, что портные боялись угодить за решетку по причине неуважения к национальному символу, менеджеров особо не волновало, то суммы, уходившие на закупку оборудования взамен уничтоженного, мелочью не казались. Одних только импортных гитар “Rickenbacker” за один вечер уходило на двести фунтов. Тут в ход шли связи Ламберта, получавшего в банках ничем не обеспеченные ссуды, а иногда от отчаяния садившегося за игорный стол. Однако “Anyway Anyhow Anywhere” помаленьку начала исправлять финансовое положение The Who. И ухудшать положение внутри коллектива.
Суть в том, что поначалу лидером квартета считался Долтри – собственно, в большинстве групп именно находящийся в центре внимания певец и занимает ведущие позиции. В большинстве, к которому The Who уже не относились. С идеями Тауншенда Роджер потягаться не мог. В отличие от товарищей, он не нуждался в употреблении легких наркотиков, чтобы легко взрываться, к тому же химикаты отрицательно влияли на его горло, и без того с трудом приспосабливавшееся к произведениям Пита. Поп-композициям, а не ритм-энд-блюзу. Постоянные насмешки Муна спокойствию Долтри также не способствовали. В расстройстве от устроенного датскими поклонниками бунта в зале певец спустил в унитаз все таблетки барабанщика. Такого Кит простить не мог и огрел обидчика тамбурином. Только Роджер был намного крупнее – он избил Муна до полусмерти. И получил расчет на месте. Это означало одно: распад группы по выполнению оговоренных гастрольных обязательств.
Хуже всего пришлось испытывавшему угрызения совести Долтри, и, попросив о прощении, он взмолился о пощаде. Певца поддержали Ламберт и Стамп. Поступиться гордыней пришлось каждому: Роджер пообещал не давать волю рукам, остальные – не давать волю языкам. Примирение состоялось, и теперь можно было перейти к работе над первым альбомом. Тауншенд уже набросал его заглавную песню, из медленного блюза переросшую в яростный всплеск подросткового гнева. В декабре 1965-го альбом “My Generation” занял пятую строчку британской таблицы популярности, а одноименная композиция – вторую; на первом месте красовалась ныне позабытая “The Carnival Is Over” The Seekers.
Мир еще не был готов к революции, но уже пробуждался. Антониони готовился включить выступление The Who в свой фильм “Blow-Up”, и пусть эта честь досталась The Yardbirds, сомнений в том, что квартет обосновался на музыкальной вершине на многие годы, не было. Вопрос о скоротечности явления даже не стоял. The Who – это не вопрос…